Взрыв – освобождение большого количества энергии в ограниченном объеме за короткий промежуток времени.
Ты тихо-тихо, почти невесомо ступаешь, словно тень, словно призрак, стараясь слиться со стеной, чтобы не видеть это бесполезное сборище – людей. Чтобы они не увидели тебя. Все слишком хрупко, ты об этом прекрасно знаешь. Пальцы твоей руки судорожно вцепляются в стену, словно в поисках нереальной защиты. Голый камень царапает ладони, но тебе плевать. Сейчас – плевать. Ты слышишь отголоски собственного сердцебиения в висках и прощаешь себе эту и еще сотни других слабостей. И это еще один из признаков слабины, место, ударив в которое можно получить максимальную отдачу, самую резкую и правильную реакцию, можно вызвать любую эмоцию. Ты ненавидишь себя за это, хотя пожалуй, ты ненавидишь себя в принципе.
За последние годы ты отточил умение оправдывать себя за что угодно – и до криков яростно сдирать с себя кожу за это. Сейчас ты мог бы сказать, что стена нужна тебе, потому что… ты не хочешь упасть от усталости. Физической усталости. С другой стороны, тебя тошнит от этой фальши, неправильных нот в привычной песни, фарса, слов читателя-любителя в каноне твоей собственной жизни. Иногда тебе кажется, что это такая игра – пытаться сделать вид, что болезнь тебя больше не тревожит.  Ты действительно искал опоры в холодном камне, только вот помогал он тебе не падать в тягучую бездну боли и страха. Приступ. Ты, словно стервятник, по крупицам выклевываешь свой разум – способ защиты, или просто тебе приятна эта маленькая ложь, за которую можно будет себя презирать. Держись на границе. Иначе будет слишком спокойно? Мазохист.
Этот октябрь выдался на удивление тихим. Всего несколько приступов – затишье. Болезнь затаилась, словно зверь, который увидел добычу и был готов в любую секунду броситься на нее, лишь почуяв хоть намек на слабину. Тебе иногда казалось, что все это незаслуженно, что ты просто мальчик, который хочет стать нормальным и жить по чужим правилам. Но потом приходит осознание того, что все это непременно заслуженно, что ты просто червяк, гнойный нарыв на теле общества, от которого стоит избавиться любой ценой.
Твоя ладонь соскальзывает, ты больно ударяешься локтем о грубый камень, рукав моментально становится тяжелым – кровь. Сейчас это не так уж важно. Единственное, что имеет значение, так это то, что вместе с рукой падаешь и ты – в собственный паутинный мирок, сотканный из воспоминаний, которые не могут принести ничего, кроме боли и унижения.
Закушенная губа, безумный темный взгляд, большие зрачки – в наше время все еще курят опиум, синеватые круги под глазами – показатель того, что ночью этот человек не был дома. Твоя мать. Твоя милая сумасшедшая мать. Пощечина? Ничего, ты привык. Еще одна, такого еще никогда не было. Какой-то серо-мазохистский интерес – из-за чего такая реакция? Может, кончились деньги, и она не смогла купить очередную дозу? Или у отца новая любовница? Вежливо, не бросая слов на ветер – все равно достанется. Ты молчишь, сидишь прямо, хотя хочется со всей злобой и яростью, которую ты ощущаешь, броситься на этого лживого безумца, беспомощного, как калека. Который только по какому-то странному стечению обстоятельств, только из-за жестокой насмешки судьбы стал твоим родителем.
Ты пытаешься выплыть, выскользнуть из этой грязи, которая есть только в одном месте – твоей голове. Ты пытаешься проснуться, только вот кошмары не хотят отпускать свои длинные руки, цепкие пальцы, которые пронзают тебя, словно иголками. Ты отчаянно желаешь, чтобы это закончилось – только за тем, чтобы после яростно презирать себя за слабину и малодушие. Но в данную секунду это может принести легкое облегчение, фальшивое подобие счастья. Только после этого, почуяв нечто большее, чем просто безмятежность, ты будешь раздирать ладони в кровь и пытаться выплакать всю ту ненависть, что гложет тебя изнутри – к миру и к себе.
Женщина медленно достает сигарету, так же неспешно закуривает. Ты знаешь – она хочет сделать твои эмоции, твою ярость более явной. Только ты выучил все это, поэтому все так же смирно сидишь и пустым взглядом пялишься в пространство. А в голове шепот: не реагировать, не реагировать, не реагировать… Через некоторый отрезок времени – точнее не сказать, ты давно привык мерить понятие «долго» количеством выкуренных сигарет – мать вновь подносит свое лицо к твоему. Сколько ей? Ты не понимаешь, но лицо у нее старое, словно прожила она уже не одну жизнь. Брови сводятся в одну точку – плохой знак. Глаза становятся полностью черными, словно она сейчас не табак, а опиум скуривала. Она с животной ненавистью выплевывает тебе в лицо...
- Ненавижу! Ненавижу. Ненавижу…
Ты лежишь на холодном и грязном полу лицом вниз, царапаешь его ногтями. Локоть ужасно саднит, но это не может сейчас переключить твое внимание. Ярость застилает глаза, ты пленник липкой паутины жара. Плевать. Тебе все равно, только хочется заткнуть весь мир, заставить его отплатить за все ту боль, которую испытывал тот маленький мальчик. А еще хочется взять этого мальчика за шиворот, поднести и носом ткнуть в единственную правду – лучше было погибнуть. Красная пелена перед воспаленными глазами – смесь боли и злобы, которую нужно излить. Ты начинаешь кричать, в агонии метаться по полу. Звуки ничего не успевают формироваться в определенные слова, как накатывает новая волна страха и муки. Только ты знаешь – в них твоя ненависть к этому миру. Из глаз брызжут слезы – еще одна деталь, фальшивка, которую не стоит замечать, чтобы не презирать себя еще больше.
Сейчас праздник, едва ли есть хоть кто-то поблизости. А ты с какой-то темной животной страстью мечтаешь, чтобы рядом оказался кто-нибудь – чтобы выместить на нем свою злобу, освободить душу, обвинить во всех несчастьях. Ты сам не знаешь, где сейчас находишься – приступ застал тебя по дороге к гостиной. Плевать. Отчаянно желание, чтобы тебя нашли и такой же отчаянный страх, что кто-то все же найдет тебя.
Ты больше не можешь себя контролировать.

Отредактировано Xavier Lamorisse (2009-06-29 19:44:11)